Морские рассказы Леонида Пилунского (2): «Школа тропических кочегаров»
Фото предоставлено Леонидом Пилунским
От редакции BSNews: Мы продолжаем публикацию цикла морских рассказов известного крымского журналиста, в биографии которого не только специфическая строка – «судомеханик рыбопромыслового объединения «Атлантика», но и героико-романтическая – «капитан подводного научного судна «Гидронавт». Итак, Ленид ПИЛУНСКИЙ, Симферополь, специально для BSNews.
Морские рассказы Леонида Пилунского
«Школа тропических кочегаров»
Мне, молоденькому механику, предложили стать дедом, то есть старшим механиком. После выговора, который я получил за самовольное управление пассажирским катером «Сочинец», это был неожиданный сюрприз.
Выговор я схлопотал за то, что на базу в Южной бухте капитан Саша Холопов опоздал, а я поднял якорь и точно по расписанию отправился к Графской пристани. Надеялся, что он успеет. Не успел. Сашку уволили из порта, а мне влепили выговоряку.
И вдруг – я старший механик… в 19 лет.
С нефтеналивной баржой «Марса» я был едва знаком. Только когда меняли масло в двигателе и заправлялись соляркой. Экипаж, бывалые моряки, прошедшие не только войну, окопы, но и «университет Черноморского флота» – дисциплинарный батальон в керченских каменоломнях.
Экипаж баржи долго оставался безнаказанным исключительно потому, что ему покровительствовал капитан порта Лев Павлович Патапов, по кличке Лев Тигрович. Человек суровый, боевой, героический, который не понаслышке знал, как командовать боевым кораблем, когда «мессеры» заходят на очередную атаку. Палыч имел непререкаемый авторитет в Севастополе. И он, похоже, имел какое-то отношение к прошлому моряков «Марса», и потому их и не разгоняли.
Но вот случилось ЧП: на «Марсе» пропал якорь. Такую провинность не смог «замазать» и сам Патапов. Шкипера и «деда» уволили, а меня отправили принимать дела.
«Марс» стоял на «мертвой бочке» в глубине Севастопольской бухты между Гресовским и Троицким причалами.
Пассажирские катера по просьбе работников подходили к борту «Марса», а иного сообщения и не было. На барже имелась двухвесельная гичка, но грести было далековато. Это я уже потом понял, что отправили меня с глаз долой, в ссылку, в «сибирь» торгового порта. Уж больно намозолил глаза начальству наш «Сочинец».
Во время генеральной репетиции парада, посвященного Дню Военно-морского флота, мы «запустили» по громкоговорителю песню «Варяг». Да так удачно, что все участники, а это не одна сотня моряков, запели вместе с нашим магнитофоном. Пока то да сё, мы смотались на базу, а потом Холопов категорически отрицал свою причастность. А у всех, кто приходил с допросами капитан спрашивал: А вы что-то имеете против революционной песни?
Про то, что мы каждый раз при подходе к Графской выдавали на гора «Кукарачу», я уже и не говорю.
Или вот еще. В страшный туман, когда рейд был закрыт, мы в два часа ночи повезли в Голландию загулявшую свадьбу. А что делать: стоят молодые на Графской в костюмах, с фатой и попасть домой не могут. Невеста в слезах, подружки от холода трясутся, а тут мы, рабочих с Морского завода доставили. Жених к нам – так и так – отвезите. Сашка и согласился. И может быть и сошло бы, так ведь от куражу во всю дурь крутили «Прощая любимый город, уходим завтра в море».
Утром шум, комиссия, запрос военным, а те и заложили нас по самое некуда. Мол, а если бы в тумане протаранили борт, например, флагмана ЧФ – крейсера «Михаил Кутузов».
И вот вольница кончилась. Пассажирский катер «Буря» коротко уйкнул сиреной и заскользил вдоль борта. Стармех катера Эдик Шабот ехидно хлопнул по плечу: «Удачи, «дедусь» в школе тропических кочегаров!»
Я спрыгнул с пролетающей мимо «Бури» на сиротливую палубу, но меня никто не встречал. Поднялся в рубку – никого, заглянул в кают-компанию – пусто, спустился в котельное отделение: что-то нашептывал пар в трубах, пахло соляркой. Никого. Нашел чайник с теплым чаем и даже початую пачку «Беломора», но…
Почти в отчаянии поднялся на пеленгаторную… и там за маленьким столиком обнаружил развалившихся в шезлонгах троих раздетых по пояс и густо разрисованных татуировками седовласых мужиков, играющих в карты на спички.
Старшой, как я решил, поднял мохнатую бровь и, опередив меня, треснутым голосом спросил: – «Шо дедок, прибыл на службу?»
Я растерянно молчал, ожидая увидеть все что угодно, но только не это. Еще минуту назад мне казалась, что на «Марсе» случилась беда, что баржа превратилась в «Летучего голландца»... А они… они...
– Откуда вы знаете? – неожиданно и для себя выдавил я, глотая обиду.
– Радио ОБК передало. Знаешь, что это? – спросил второй с залысинами.
Я кивнул: – «одна бабка казала»
Мы, сынок, знали об этом еще позавчера, когда ты за угон «Сочинца» выговоряку схлопотал», – продолжил третий с огромным, во всю грудь, наколотым орлом.
«Поверь, сынок, они долго искали дурака, (он так и сказал: «дурака», мне не послышалось), – на кого списать все, чего здесь давно нет», – глядя мне в глаза сказал старшой, – «но ты не волнуйся, в обиду не дадим…, если стучать не будешь!»
«Не будешь?» – весело переспросил старшой.
И я вдруг, как пацан, выпалил: «Не-е, не буду!»
И мы все вместе засмеялись.
Так я и познакомился с теми самыми «тропическими кочегарами». Я думал, что это шутка, но потом узнал, что двое из них до войны работали настоящими тропическим кочегарами под небом жарким и далеким.
Старшой во время войны был боевым лейтенантом, но судьба сыграла с ним злую шутку. Во время Керченского десанта его батарея с расчетом пошла на дно, а он без единой царапины вернулся на Тамань. Но начальство ему не поверило, что он был в том аду… и «загремел» штрафбат!
Крепыш с залысинами, дядя Коля, в 42-м морской пехотинец, когда сдали Севастополь, чтобы не попасть в плен, уплыл с Феолента на плотике, был поднят подводной лодкой, но в Новороссийске в СМЕРШе дал в морду следователю «за гадкие вопросы». И… вся жизнь наперекосяк.
Третий, с орлиной наколкой, Иван Иванович, боцман «Марса», в 43-м капитан третьего ранга, командир БЧ-5, то есть старший механик на крейсере, вслух сказал, что они со всем флотом второй год «героически» прячутся в Поти. И… оказался в окопах в звании рядового пехотинца.
А на «Марсе» все так и было, как предупреждали старики – меня упекли на баржу, потому что там ничего не было. Старший механик исчез вместе с инструментом, приборами, запасными частями, и огромным якорем.., но за все теперь отвечал я.
Полгода пробыл я в школе тропических кочегаров. Я списал все украденное и пропитое, но главное – они научили меня, как твердо держать в руках молоток и кувалду, на ощупь определять размер ключа и в полной темноте находить шлиц винта и снять любой лючок, крышку, горловину. На всю жизнь я вызубрил, как разговаривать со старшими, как вязать морские узлы и мастерить морскую швабру.
Иногда мне казалось, что они надо мной издеваются, я кричал благим матом, обзывал их и от злости бился головой, а они смеялись: «А ты когда лез туда, что не знал, что это или то… тебе понадобится?
Только через много лет, когда я уже был настоящим моряком, капитаном подводного аппарата, отправляясь на безумную глубину, я вспоминал своих учителей и точно знал, как просчитать каждый свой шаг.
За пять месяцев школы тропических кочегаров они научили меня тому, чему, может быть, я не смог бы научиться и за целую жизнь.
2001-2012
Катера и баржи в бухте Севастополя. Фото предоставлены Леонидом Пилунским
Продолжение следует...